Автобиография йога - читать онлайн

Глава 12 Годы, проведенные в обители моего Учителя

– Ты пришел, – сухо и холодно приветствовал меня Шри Юктешвар, сидя на тигровой шкуре, расстеленной на полу гостиной с балконом.

– Да, дорогой Учитель, я пришел, чтобы стать вашим последователем, – опустившись на колени, я коснулся его стоп.

– Как это возможно? Ты не выполняешь мои пожелания.

– Такого больше не повторится, Гуруджи! Ваше желание будет для меня законом!

– Так-то лучше! Теперь я могу взять на себя ответственность за твою жизнь.

– Я охотно передам вам это бремя, Учитель.

– Тогда вот моя первая просьба: я хочу, чтобы ты вернулся домой к своей семье. Я хочу, чтобы ты поступил в колледж в Калькутте. Тебе следует продолжить образование.

– Будет сделано, господин, – я скрыл свой испуг. Неужели докучливые книги будут преследовать меня на протяжении многих лет? Сначала этого хотел Отец, теперь Шри Юктешвар!

– Когда-нибудь ты отправишься на Запад. Его обитатели будут более восприимчивы к древней мудрости Индии, если у чужеземного учителя-индуса будет университетское образование.

– Вам виднее, Гуруджи, – мое уныние прошло. Упоминание о поездке на Запад показалось мне странной, несбыточной мечтой, но мне было жизненно необходим о порадовать Учителя послушанием.

– Калькутта находится недалеко отсюда. Приезжай ко мне, когда появится свободное время.

– Если возможно, я буду приезжать каждый день, Учитель! Я с благодарностью принимаю ваше наставничество во всех аспектах моей жизни… но при одном условии.

– И каком же?

– Что вы обещаете открыть мне Бога!

За этим последовала напряженная дискуссия длиною в час. Учитель не может кривить душой или легкомысленно отмахиваться, когда дает слово ученику. Подтекст, содержащийся в клятве, открывает широкие метафизические перспективы. Гуру должен состоять в очень близких отношениях с Творцом, чтобы обязать Его появиться! Я чувствовал единение Шри Юктешвара с Богом и был полон решимости, как его ученик, использовать свое преимущество.

– У тебя требовательный характер! – затем Учитель милосердно дал согласие: – Пусть твое желание будет моим желанием.

Сомнения, с самого детства терзающие мое сердце, развеялись. Туманные поиски Бога – то здесь, то там – подошли к концу. Я нашел вечное прибежище в истинном гуру.

– Пойдем, я покажу тебе мою обитель, – Мастер поднялся с тигровой шкуры, служившей ему ложем. Я огляделся и с удивлением увидел на стене портрет, украшенный веточками жасмина.

– Лахири Махасайя!

– Да, это мой божественный гуру, – голос Шри Юктешвара дрожал от благоговения. – В своем величии как человек и йог он превосходил всех других учителей, которых мне когда-либо доводилось знать.

Я молча склонился перед знакомым портретом, устремив душевное почтение к несравненному мастеру, который, благословляя мое младенчество, направлял мои шаги до этого часа.

Следуя за гуру, я прогулялся по дому и прилегающей территории. По периметру большой, древней и построенной на совесть обители располагался внутренний двор с массивными колоннами. Внешние стены покрывал мох, бесцеремонно поселившиеся в ашраме голуби порхали над плоской серой крышей. На заднем дворе находился красивый сад с деревьями джекфрута, манго и плантана. Огороженные перилами балконы верхних комнат двухэтажного здания выходили во внутренний двор с трех сторон. По словам Учителя, расположенный на первом этаже просторный зал с высоким потолком, поддерживаемым колоннами, использовался главным образом во время ежегодных праздников Дургапуджи[77]. Узкая лестница вела в гостиную Шри Юктешвара, чей маленький балкон выходил на улицу. Ашрам был обставлен просто, все было незатейливым, чистым и практичным. Я заметил лишь несколько стульев, скамеек и столов в западном стиле.

Учитель пригласил меня остаться на ночь. Два молодых ученика, проходившие обучение в обители, подали ужин из овощного карри.

– Гуруджи, пожалуйста, расскажите мне что-нибудь о своей жизни, – я устроился на соломенной циновке рядом с тигровой шкурой Учителя. Дружелюбные звезды, казалось, висели очень близко, прямо над балконом.

– Мое семейное имя – Прия Натх Карар. Я родился[78] здесь, в Серампуре, мой отец был богатым предпринимателем. Он оставил мне этот родовой особняк, который теперь является моей обителью. В школе я проучился недолго, формальное образование казалось мне скучным и поверхностным. В молодости я принял на себя обязанности главы семьи, и у меня есть одна дочь, которая сейчас замужем. Мои взрослые годы прошли под благословленным руководством Лахири Махасайя. После смерти жены я вступил в орден Свами и получил новое имя Шри Юктешвар Гири[79]. Такова простая история моей жизни.

Учитель улыбнулся, увидев гримасу неудовлетворенного любопытства на моем лице. Как и все краткие биографические пересказы, его слова перечисляли внешние события, не раскрывая внутренней сути человека.

– Гуруджи, я хотел бы послушать истории из вашего детства.

– Я расскажу тебе несколько – и в каждой есть мораль! – глаза Шри Юктешвара сверкнули предупреждением. – Моя мать однажды попыталась напугать меня ужасающей историей о призраке, таящемся в темной комнате. Я немедленно отправился туда и был разочарован тем, что не обнаружил его там. Мама больше никогда не рассказывала мне страшилок. Мораль: взгляни страху в лицо, и он перестанет тебя беспокоить. Еще одно раннее воспоминание – это мое желание иметь уродливую собаку, принадлежащую соседу. Я неделями не давал покоя родным, чтобы заполучить эту собаку, и не желал ничего слышать о других предлагаемых мне питомцах с более приятной внешностью. Мораль: привязанность ослепляет, она придает воображаемый ореол привлекательности объекту желания. Третья история касается гибкости юношеского ума. Иногда я слышал, как моя мать говорила: «Человек, который соглашается работать под чьим-либо началом, – раб». Это впечатление настолько прочно засело в моей голове, что даже после женитьбы я отказывался от всех должностей. Я покрывал расходы, вложив свой семейный капитал в землю. Мораль: чувствительные уши детей следует подпитывать хорошими и позитивными предложениями. Трудно избавиться от установок, полученных в раннем детстве.

Учитель погрузился в безмятежное молчание. Около полуночи он проводил меня к узкой койке. Я спал крепко и сладко в ту первую ночь, проведенную под крышей моего гуру.

Шри Юктешвар выбрал следующее утро, чтобы даровать мне посвящение в Крийя-йогу. Ее технику я уже усвоил от двух учеников Лахири Махасайя – от Отца и от моего наставника, Свами Кебалананды, но в присутствии Учителя я почувствовал ее преобразующую силу. От его прикосновения меня озарил ослепительный свет, подобный одновременному сиянию множества солнц. Весь следующий день я ощущал, как поток невыразимого блаженства переполняет мое сердце и достигает глубины души. Только ближе к вечеру я сумел заставить себя покинуть обитель.

«Ты вернешься через тридцать дней». Я добрался до своего дома в Калькутте, исполнив тем самым предсказание Учителя. Никто из моих родственников не сделал колких замечаний по поводу возвращения в гнездо «парящей птички», которых я так опасался.

Я поднялся на свой маленький чердак и окинул его нежным взглядом, словно живое существо. «Ты был свидетелем моих медитаций, слез и бурь моей садханы. Теперь я достиг гавани моего божественного учителя».

– Сынок, я рад за нас обоих, – мы с Отцом сидели вместе в вечерней тишине. – Ты нашел своего гуру, как чудесным образом я когда-то нашел своего. Святая рука Лахири Махасайя охраняет наши жизни. Твой учитель оказался не недоступным гималайским святым, а тем, кто проживает поблизости. Мои молитвы были услышаны: в своих поисках Бога ты не покинул навсегда поле моего зрения.

Отец также был рад, что я продолжу обучение, и тут же помог мне все устроить. На следующий день я был зачислен в Шотландский церковный колледж в Калькутте.

Месяцы, наполненные счастьем, летели незаметно. Мои читатели, несомненно, сделали проницательное предположение, что меня редко видели в аудиториях колледжа. Обитель в Серампуре таила в себе слишком заманчивый соблазн. Учитель никак не комментировал мое постоянное присутствие рядом с ним. К счастью для меня, он редко упоминал классные комнаты. Хотя всем было ясно, что я совершенно не гожусь на роль ученого, время от времени мне удавалось получать минимальные проходные баллы.

Повседневная жизнь в ашраме текла ровно, в ней редко случались перемены. Мой гуру просыпался до рассвета. Лежа, а иногда и сидя на кровати, он входил в состояние самадхи[80]. Момент пробуждения Учителя было легко определить по резкому прекращению оглушительного храпа[81]. За этим следовала пара вздохов, иногда – шевеление тела. Затем беззвучное отсутствие дыхания: гуру находился в глубокой йогической радости.

Учитель не завтракал. Сначала он совершал долгую прогулку вдоль Ганга. Те утренние прогулки с моим гуру – насколько они для меня все еще реальны и ярки! С легкостью возвращаясь в воспоминания, я часто оказываюсь рядом с ним: раннее солнце согревает реку. Звенит его голос, насыщенный подлинной мудростью.

После прогулки гуру принимал ванну, затем совершал полуденную трапезу. Обязанность по приготовлению блюд в соответствии с ежедневными указаниями Учителя была возложена на молодых учеников. Мой гуру был вегетарианцем. Однако прежде чем принять монашество, он ел яйца и рыбу. Ученикам он советовал придерживаться любой простой диеты, которая соответствовала бы их телосложению.

Мастер ел мало, чаще всего – рис, подкрашенный куркумой или соком свеклы или шпината и слегка сбрызнутый топленым маслом или маслом гхи из молока буйволицы. В другой день он мог съесть чечевичный дал или чанну[82] и карри с овощами. На десерт – манго или апельсины с рисовым пудингом или соком джекфрута.

Посетители приходили во второй половине дня. Непрерывный поток мирян нарушал спокойствие обители. Учитель ко всем относился с одинаковой вежливостью и добротой. Человек, который осознал себя как душу, а не тело или эго, чувствует поразительно равное уважение к остальной части человечества.

Беспристрастность святых коренится в мудрости. Мастера выбрались из майи, ее постоянно сменяющие друг друга лики разума и глупости больше не бросают на них влиятельный взгляд. Шри Юктешвар не уделял особого внимания успешным и могущественным людям, но и не пренебрегал прочими из-за их бедности или неграмотности. Он с уважением выслушал бы искренние слова от ребенка и открыто проигнорировал бы какого-нибудь тщеславного пандита.

В восемь часов наступало время ужина, но иногда посетители не спешили расходиться. Мой гуру не удалялся, чтобы поесть в одиночестве. Никто не покидал его ашрам голодным или неудовлетворенным. Шри Юктешвар никогда не терялся, никогда не пугался неожиданных посетителей. Под его находчивым руководством скудная трапеза превращалась в банкет. И все же он был экономным, его скромных средств хватало на все. «Рассчитывай на пределы своего кошелька, и тебе будет комфортно, – любил повторять он. – Расточительность приведет к дискомфорту». Учитель проявлял оригинальность творческого духа везде: и в нюансах организации праздников в обители, и в строительных и ремонтных работах, и в прочих бытовых мелочах.

Рис. 16. Мой Учитель, Шри Юктешвар. Ученик Лахири Махасайя

Тихие вечерние часы часто проходили в беседах с моим гуру, которые я считаю бесценными сокровищами. Каждое его высказывание было взвешено и отточено мудростью. Возвышенная самоуверенность отличала его способ выражения мыслей: это было уникально. Учитель говорил так, как на моей памяти никто другой никогда не говорил. Прежде чем высказаться вслух, он взвешивал утверждение на тонких весах различения. Сущность истины, всепроникающая даже в физиологическом аспекте, исходила от него подобно благоухающему аромату души. Я всегда сознавал, что нахожусь в присутствии живого воплощения Бога. Я автоматически склонял голову перед ним, осознавая его божественность.

Если задержавшиеся допоздна гости замечали, что Шри Юктешвар все больше окунается в Бесконечность, он быстро вовлекал их в беседу. Он был неспособен позировать перед кем-то или выставлять напоказ свою внутреннюю замкнутость. Всегда находясь в единении с Господом, гуру не нуждался в отдельном времени для общения с Ним. Осознавший себя мастер уже оставил позади ступень медитации. «Цветок опадает, когда появляется плод». Но святые часто прибегают к каким-либо духовным формам, чтобы поощрить учеников.

С приближением полуночи мой гуру мог с детской непосредственностью впасть в дремоту. Не было никакой суеты по поводу постельных принадлежностей. Он часто ложился, даже без подушки, на узкую тахту, стоявшую позади его излюбленного сиденья из тигровой шкуры.

Нередко всю ночь длилась философская дискуссия, любой ученик мог поднять тему, которая вызывала у него интерес. Тогда я не чувствовал ни усталости, ни желания спать, мне хватало живых слов Учителя. «О, уже рассвет! Давайте прогуляемся вдоль Ганга». Так неоднократно заканчивались наши поучительные ночные бдения.

Первые месяцы, проведенные в компании Шри Юктешвара, завершились для меня полезным уроком – «Как перехитрить комара». Дома мои родные всегда на ночь задергивали полог у кровати. Я был встревожен, обнаружив, что в обители в Серампуре этот благоразумный обычай не соблюдался. Однако насекомых там была тьма, они искусали меня с головы до ног. Мой гуру сжалился надо мной.

– Купи себе полог для кровати, а заодно приобрети такой и для меня, – он засмеялся и добавил: – Если ты купишь полог только для себя, все комары сосредоточатся на мне!

Я с огромной охотой подчинился. Каждую ночь, которую я проводил в Серампуре, мой гуру просил меня задернуть полог перед сном.

Однажды вечером комары особенно зверствовали. Но Учитель вопреки обыкновению не распорядился задернуть полог. Я нервно прислушивался к предвкушающему жужжанию насекомых. Забравшись в постель, я вознес молитву, призывая их всех сжалиться над нами. Полчаса спустя я притворно кашлянул, чтобы привлечь внимание гуру. Я думал, что сойду с ума от укусов и особенно от назойливого гула, с которым комары совершали кровожадные обряды.

От Учителя не последовало никакой реакции. Я осторожно приблизился к нему. Он не дышал. Я впервые увидел его в йогическом трансе и испугался.

«Должно быть, у него отказало сердце!» Я поднес зеркало к его носу, оно не затуманилось дыханием. Чтобы окончательно убедиться, я на несколько минут зажал пальцами рот и ноздри Учителя. Его тело было холодным и неподвижным. В оцепенении я повернулся к двери, собираясь позвать на помощь.

– Так! Начинающий экспериментатор! Мой бедный нос! – голос Учителя дрожал от смеха. – Почему ты не спишь? Неужели весь мир должен подстраиваться под тебя? Измени себя: избавься от комаров в своих мыслях.

Я покорно вернулся в постель. Ни одно насекомое не осмеливалось приблизиться. Я понял, что мой гуру ранее соглашался задергивать полог лишь для того, чтобы порадовать меня. Он не боялся комаров. Его йогическая сила была такова, что он либо мог заставить их не кусаться, либо отгородиться от них внутренней неуязвимостью.

«Он показал мне пример, – подумал я. – Это йогическое состояние, к достижению которого я должен стремиться». Йог должен быть способен переходить в сверхсознание и продолжать в нем пребывать, невзирая на многочисленные отвлекающие факторы, которые всегда присутствуют на этой земле. Будь то жужжание насекомых или всепроникающий яркий дневной свет, органы чувств не должны реагировать на них. Тогда действительно можно услышать звук и увидеть свет, но в мирах более прекрасных, чем запретный Эдем[83].

Комары, преподавшие мне урок, сослужили еще одну службу в самом начале моего пребывания в ашраме. Это был нежный час сумерек. Мой гуру превосходно интерпретировал древние тексты. Я сидел у его ног в совершенном покое. Внезапно бесцеремонный комар вторгся в идиллию и стал претендовать на мое внимание. Когда он вонзил ядовитую иглу для подкожных инъекций в мое бедро, я автоматически поднял руку мщения. Отсрочка от неминуемой казни! Мне как нельзя кстати вспомнилось одно из йогических изречений Патанджали – об ахимсе (непричинении вреда).

– Почему ты не закончил начатое?

– Учитель! Вы выступаете за то, чтобы отнимать жизнь?

– Нет, но мысленно ты уже нанес смертельный удар.

– Я не понимаю.

– Патанджали имел в виду избавление от желания убивать, – Шри Юктешвар читал мои мысли, как открытую книгу. – Этот мир не подходит для того, чтобы практиковать ахимсу в буквальном смысле. Иногда человек вынужден истреблять вредных существ. Но никто не обязывает его испытывать гнев или враждебность. Все формы жизни имеют равное право на воздух майи. Святой, который откроет тайну творения, будет в гармонии с его бесчисленными изумительными формами жизни. К этому пониманию может приблизиться любой, кто обуздает внутреннюю страсть к разрушению.

– Гуруджи, должен ли человек принести себя в жертву, а не убивать дикого зверя?

– Нет, человеческое тело драгоценно. Оно имеет наивысшую эволюционную ценность из-за уникальных мозговых и спинномозговых центров, которые позволяют просветленному верующему полностью постичь и выразить самые возвышенные аспекты божественности. Ни одна низшая форма жизни не оснащена таким образом. Это правда, что человек берет на душу незначительный грех, если он вынужден убить животное или любое другое живое существо. Но Веды учат, что бессмысленная потеря человеческого тела является серьезным нарушением кармического закона.

Я вздохнул с облегчением: в священных книгах не всегда встречается оправдание естественных инстинктов.

Так получилось, что я никогда не видел Учителя вблизи леопарда или тигра. Однажды с ним столкнулась смертоносная кобра, но только для того, чтобы быть побежденной любовью моего гуру. Эта разновидность змей вызывает большой страх в Индии, где ежегодно от ее укуса умирает более пяти тысяч человек. Опасная встреча произошла в Пури, где у Шри Юктешвара была вторая обитель, расположенная в очаровательном месте неподалеку от Бенгальского залива. Свидетелем этого случая стал Прафулла, молодой ученик, недавно пришедший к Мастеру.

– Мы сидели на открытом воздухе рядом с ашрамом, – поведал мне Прафулла. – Неподалеку появилась кобра, четыре фута чистого ужаса. Сердито раскрыв капюшон, она бросилась к нам. Мой гуру приветливо хихикнул, как будто увидел играющего ребенка. Я был вне себя от ужаса, увидев, как Учитель ритмично хлопает в ладоши[84]. Он развлекал наводящего ужас гостя! Я сохранял полную неподвижность, мысленно вознося все исступленные молитвы, на какие был способен. Змея, находившаяся очень близко к моему гуру, замерла, казалось, очарованная его ласковым отношением. Страшный капюшон постепенно уменьшался в размере. Змея скользнула между ног Учителя и исчезла в кустах.

– Тогда для меня было необъяснимо, почему мой гуру двигал руками и почему кобра не атаковала их, – заключил Прафулла. – С тех пор я пришел к пониманию, что мой божественный учитель не боится пострадать ни от одного живого существа.

Однажды днем, в первые месяцы моего пребывания в ашраме, я заметил, что Шри Юктешвар пристально смотрит на меня.

– Ты слишком худой, Мукунда.

Его замечание задело меня за живое. О том, что запавшие глаза и изможденный вид были мне совсем не по душе, свидетельствовало множество тонизирующих средств, хранившихся в моей комнате в Калькутте. Ничего не помогало, хроническая диспепсия преследовала меня с детства. Временами на пике отчаяния я задавался вопросом, стоит ли продолжать жить с таким нездоровым телом.

– У лекарств есть ограничения, у созидающей жизненной силы их нет. Верь в это: ты будешь здоров и силен.

Слова Шри Юктешвара пробудили во мне убежденность в истине, которую каждый может проверить на собственном опыте и которую ни один другой целитель – а я обращался ко многим! – не смог вселить в меня.

День за днем – о чудо! – я поправлялся. Через две недели после неявного благословения Учителя я набрал здоровый вес, которого мне не хватало. Постоянные недомогания с желудком прошли и больше никогда в жизни меня не беспокоили. Позже я не раз становился свидетелем того, как мой гуру мгновенно при помощи божественной силы исцелял людей, страдающих от тяжелых болезней – туберкулеза, диабета, эпилепсии или паралича. Но никто не был так благодарен за исцеление как я, внезапно освободившийся от своего трупного облика.

– Много лет назад я тоже никак не мог набрать вес, – признался мне Шри Юктешвар. – В период выздоровления после тяжелой болезни я посетил Лахири Махасайя в Бенаресе. «Господин, я был очень болен и потерял много фунтов». – «Я вижу, Юктешвар[85], ты довел себя до болезни и теперь считаешь себя худым». Совсем не такого ответа я ожидал, однако мой гуру ободряюще добавил: «Дай мне посмотреть. Я уверен, что завтра ты должен почувствовать себя лучше». Восприняв его слова как намек на тайное исцеление, на следующее утро я не был удивлен долгожданным приливом сил. Я разыскал своего учителя и ликующе воскликнул: «Господин, сегодня я чувствую себя намного лучше!» – «В самом деле! Сегодня ты придал себе сил!» – «Нет, учитель! – запротестовал я. – Это вы помогли мне. Впервые за несколько недель у меня появилась хоть какая-то энергия». – «О да! Ты страдал довольно серьезной болезнью. Твое тело еще ослаблено, кто знает, каким оно будет завтра?» Мысль о возможном возвращении слабости вызвала у меня дрожь холодного страха. На следующее утро я с трудом дотащился до дома Лахири Махасайя. «Господин, я снова заболел!» Гуру насмешливо взглянул на меня: «Вот как! Ты снова довел себя до болезни». – «Гурудев, теперь я понимаю, что день за днем вы высмеивали меня». Мое терпение иссякло. «Я не понимаю, почему вы не верите моим правдивым признаниям». – «Вообще-то это твои мысли заставляли тебя чувствовать себя попеременно больным и здоровым». Мой учитель нежно посмотрел на меня. «Ты заметил, что здоровье в точности соответствовало твоим ожиданиям. Мысль – это сила, такая же, как электричество или гравитация. Человеческий разум – это искра всемогущего сознания Бога. Я мог бы показать тебе, что все, во что твой могущественный разум верит очень сильно, мгновенно сбудется».

Зная, что Лахири Махасайя никогда не бросает слов на ветер, я обратился к нему с большим благоговением и благодарностью: «Учитель, если я буду считать, что я здоров и восстановил свой прежний вес, произойдет ли это в действительности?» – «Это уже произошло». Мой гуру говорил серьезно и смотрел мне прямо в глаза. И вдруг! Я ощутил прилив не только силы, но и веса. Лахири Махасайя погрузился в молчание. Проведя несколько часов у его ног, я вернулся в дом своей матери, где останавливался во время визитов в Бенарес. «Сын мой! В чем дело? У тебя отек от водянки?» Мама с трудом верила своим глазам. Мое тело теперь стало таким же крепким, каким было до болезни. Я взвесился и обнаружил, что за один день набрал пятьдесят фунтов, они остались со мной навсегда. Друзья и знакомые, которые прежде видели меня исхудавшим, были ошеломлены. В результате этого чуда многие из них изменили свой образ жизни и стали учениками Лахири Махасайя. Мой гуру, пробужденный в Боге, знал, что этот мир – не что иное, как объективированный сон Творца. Поскольку Лахири Махасайя полностью осознавал свое единство с Божественным Сновидцем, он мог материализоваться или дематериализоваться или внести по своему желанию любые изменения в неземное видение[86].

– Все творения Господа подчиняются законам, – заключил Шри Юктешвар. – Законами природы называются те, что проявляются в окружающей нас вселенной и могут быть открыты учеными. Но существуют более тонкие законы, управляющие сферами сознания, которые можно познать только через внутреннюю науку йоги. Скрытые духовные уровни также имеют свои определенные природой и законами принципы действия. Истинную природу материи постигает не ученый-физик, а полностью осознавший себя мастер. Поэтому Христос смог исцелить ухо слуги после того, как оно было отрезано одним из учеников[87].

Шри Юктешвар был несравненным толкователем священных книг. Многие из моих самых счастливых воспоминаний связаны с его рассуждениями. Но его драгоценные мысли никогда не сгорали напрасно в костре беспечности или глупости. Стоило мне беспокойно поерзать на месте или слегка впасть в рассеянность, как Учитель прекращал говорить.

– Ты не здесь, – однажды днем Мастер прервал свою речь, чтобы сделать мне замечание. Как обычно, он следил за моей внимательностью и незамедлительно отреагировал.

– Гуруджи! – возразил я. – Я не пошевелился! Мои веки не дрогнули! Я могу повторить каждое произнесенное вами слово!

– Тем не менее ты не был полностью со мной. Твои возражения вынуждают меня заметить, что, слушая меня, ты параллельно возводил в уме три здания. Одно было лесным приютом на равнине, другое – на вершине холма, третье – у океана.

Эти смутно оформленные мысли действительно присутствовали в моем уме почти на грани подсознания. Я послал гуру извиняющийся взгляд.

– Что поделать, если мой учитель проникает в мои случайные размышления?

– Ты сам дал мне это право. Тонкие истины, которые я излагаю, нельзя постичь без полной сосредоточенности. Без необходимости я не вторгаюсь в уединение чужих умов. У человека есть данная природой привилегия тайно блуждать среди своих мыслей. Без приглашения Господь не входит туда, и я не отваживаюсь вторгаться.

– Вы всегда приглашены, Учитель!

– Твои архитектурные мечты осуществятся позже. Сейчас время для учебы!

Рис. 17. Главное здание Маунт Вашингтон Истэйт в Лос-Анджелесе, основанное в 1925 году как американская штаб-квартира Братства самореализации

Так, невзначай, мой гуру в своей открытой манере предсказал три великих события в моей жизни. С ранней юности у меня были загадочные видения трех зданий, расположенных в разных местах. В точной последовательности, указанной Шри Юктешваром, эти видения осуществились в реальности. Сначала я основал школу йоги для мальчиков на равнине Ранчи, затем – свою американскую штаб-квартиру на вершине холма в Лос-Анджелесе и, наконец, – обитель в Южной Калифорнии на берегу бескрайнего Тихого океана.

Учитель никогда высокомерно не заявлял: «Я предсказываю, что произойдет такое-то событие!» Он скорее намекнул бы: «Тебе не кажется, что это может случиться?» Но за его простыми речами скрывалась огромная сила. Ему никогда не приходилось признавать свою неправоту, никогда его слегка завуалированные слова не оказывались ложными.

Шри Юктешвар вел себя сдержанно и непринужденно. Он ничем не напоминал рассеянного или безумного мечтателя. Его ноги твердо стояли на земле, а ум парил в небесной гавани. Практичные люди вызывали у него восхищение. «Святость – это не тупость! Восприятие Бога не делает человека морально неполноценным! – говорил он. – Активное проявление добродетели порождает острейший интеллект».

Рис. 18. Церковь Всех Религий Братства самореализации, Голливуд, Калифорния

Наблюдая за жизнью Учителя, я в полной мере ощутил разницу между духовным реализмом и темным мистицизмом, который ложно выдается за аналог первого. Мой гуру неохотно обсуждал области, выходящие за рамки физического мира. Его единственной «чудесной» аурой была совершенная простота. В разговоре он избегал резких высказываний, но совершал красноречивые поступки. Другие говорили о чудесах, но ничего не могли продемонстрировать. Шри Юктешвар редко упоминал о тонких законах, но тайно управлял ими по своему желанию.

– Просветленный человек не совершает чудес, пока не получит внутреннего разрешения, – объяснял Учитель. – Бог не желает, чтобы секреты Его творения раскрывались беспорядочно[88]. Кроме того, каждый человек в мире имеет неотъемлемое право на свободную волю. Святой не посягнет на эту независимость.

Молчание, привычное для Шри Юктешвара, было вызвано его глубоким восприятием Бесконечного. У него не было времени на бесконечные «откровения», которыми постоянно заняты учителя без самореализации. «Стоит рыбе мелких мыслей плеснуть хвостом, и в поверхностных людях вскипает буря. В умах океанической глубины киты вдохновения почти не поднимают волн». Это наблюдение из индуистских священных писаний не лишено проницательного юмора.

Из-за непримечательного облика моего гуру лишь немногие из его современников признавали в нем сверхчеловека. Популярная пословица «Тот глуп, кто не может скрыть свою мудрость» никогда не имела отношения к Шри Юктешвару. Хотя Учитель родился смертным, как и все люди в нашем мире, он достиг единства с Повелителем времени и пространства. В его существовании ощущалось подобие Богу. Он не видел никаких непреодолимых препятствий на пути слияния человека с Божественным. Со временем я понял, что если такой барьер и существует, то он кроется в духовной безрассудности человека.

Я всегда трепетал от прикосновения к святым стопам Шри Юктешвара. Йоги учат, что ученик духовно намагничивается благоговейным контактом с мастером. Между ними генерируется тонкий поток, который часто искореняет нежелательные привычки в мозгу верующего и благотворно иссушает русло его мирских стремлений. Пусть на мгновение, но ученик может обнаружить, что тайные покровы майи приподнимаются, и мельком увидеть реальность блаженства. Все мое тело отзывалось освобождающим сиянием всякий раз, когда я по индийскому обычаю преклонял колени перед своим гуру.

– Даже когда Лахири Махасайя молчал, – признавался мне Учитель, – или когда он беседовал не на строго религиозные темы, я понимал, что он все равно передает мне невыразимые знания.

Шри Юктешвар влиял на меня точно так же. Если я входил в обитель в взволнованном или угнетенном расположении духа, мое настроение незаметно менялось. Исцеляющее спокойствие снисходило на меня при одном только взгляде на гуру. Каждый день, проведенный с ним, был новым опытом радости, покоя и мудрости. Я никогда не видел, чтобы он в чем-то заблуждался или был опьянен жадностью, эмоциями, гневом или какой-либо человеческой привязанностью.

«Тьма майи бесшумно приближается. Давайте скорее вернемся в свой внутренний дом». Повторяя эти слова на закате, Учитель постоянно напоминал своим ученикам о необходимости Крийя-йоги. Очередной новый ученик иногда выражал сомнения относительно того, достоин ли он практиковать йогу.

– Забудь прошлое, – утешал его в таком случае Шри Юктешвар. – Впустую потраченные жизни людей омрачены множеством постыдных поступков. Человек всегда подвержен соблазнам, пока не найдет убежище в Божественном. Все в будущем наладится, если ты сейчас приложишь духовные усилия.

В обители Учителя всегда проживали юные челы[89]. Их духовное и интеллектуальное образование было увлечением всей его жизни: даже незадолго до кончины гуру принял под свое крыло двух шестилетних мальчиков и одного юношу шестнадцати лет. Он направлял их умы и жизни старательным обучением, в котором этимологически коренится слово «ученик». Обитатели ашрама любили и почитали своего гуру, легкого хлопка в ладоши было достаточно, чтобы они с готовностью спешили к нему. Когда он был молчалив и замкнут, никто не осмеливался заговорить, когда его смех звучал весело, дети смотрели на него, как на равного друга.

Учитель редко просил кого-то оказать ему личную услугу и не принял бы помощи от ученика, если тот не испытывал искреннего желания помочь. Мой гуру спокойно стирал свою одежду, если ученики упускали из виду это привилегированное задание. Шри Юктешвар носил традиционное одеяние свами цвета охры, его туфли без шнурков, в соответствии с обычаем йогов, были сшиты из тигровой или оленьей кожи.

Учитель свободно говорил по-английски, по-французски, на хинди и бенгали, прекрасно знал санскрит. Он терпеливо наставлял своих юных учеников, используя определенные приемы, которые изобретательно придумал для изучения английского и санскрита.

Учитель следил за своим здоровьем, в то же время воздерживаясь от трепетной привязанности к телесной оболочке. Бесконечное, отмечал он, должным образом проявляет себя через физическое и ментальное здоровье. Он отвергал любые крайности. Однажды один ученик начал длительный пост. Мой гуру только рассмеялся: «Почему бы не бросить собаке кость?»

Здоровье Шри Юктешвара было превосходным, я никогда не видел его больным[90]. Он разрешал ученикам обращаться к врачам, если это казалось разумным. Его целью было проявить уважение к мирскому обычаю: «Врачи должны продолжать свою работу по исцелению с помощью Божьих законов применительно к материи». Но он подчеркивал превосходство умственной терапии и часто повторял: «Мудрость – величайшее очищающее средство».

– Тело – вероломный друг. Давайте ему необходимое, но не более, – говорил он. – Боль и удовольствие преходящи. Переносите и то и другое со спокойствием, пытаясь в то же время избавиться от их власти. Воображение – это дверь, через которую входит как болезнь, так и исцеление. Не верьте в реальность болезни, даже когда вы больны, и незваный гость вас покинет!

Среди учеников Мастера было много врачей. «Те, кто разобрался в физических законах, могут с легкостью исследовать науку о душе, – говорил он им. – Тонкий духовный механизм скрыт непосредственно за структурой тела»[91].

Шри Юктешвар призывал своих учеников служить живыми связующими звеньями западных и восточных добродетелей. Своим поведением напоминая исполнительного уроженца Запада, внутренне он был одухотворенным жителем Востока. Гуру высоко ценил прогрессивность, изобретательность и гигиеничные привычки Запада, а также религиозные идеалы, которые придают Востоку ореол многовековой давности.

С детства мне привили понятие дисциплины: дома Отец был строг, Ананта часто бывал суров. Но манеру обучения Шри Юктешвара нельзя охарактеризовать иначе, как радикальную. Будучи перфекционистом, мой гуру очень требовательно относился к своим ученикам, будь то бытовые вопросы или тонкие нюансы поведения.

– Хорошие манеры без искренности подобны прекрасной покойнице, – напоминал он при подходящем случае. – Прямолинейность без вежливости подобна ножу хирурга: он приносит пользу, но причиняет боль. Искренность в сочетании с вежливостью полезна и достойна восхищения.

Учитель, по-видимому, был доволен моим духовным развитием, поскольку редко упоминал об этом. В других вопросах мои уши нередко слышали укор. Моими главными проступками были рассеянность, периодическое потакание печальным настроениям, несоблюдение определенных правил этикета и случайные неэтичные поступки.

– Посмотри, как деятельность твоего Отца Бхагабати хорошо организована и сбалансирована во всех отношениях, – указывал мой гуру. Два ученика Лахири Махасайя встретились вскоре после того, как я начал свои паломничества в Серампур. Отец и Шри Юктешвар с восхищением оценили достоинства друг друга. Они оба выстроили внутреннюю жизнь из духовного гранита, неподдающегося разрушению временем.

От сменяющих друг друга прежних учителей я усвоил несколько заблуждений. Мне говорили, что чела не должен усиленно заботиться о своих мирских обязанностях, и когда я пренебрегал заданиями или небрежно выполнял их, меня не наказывали. Человеческая природа очень легко усваивает такое наставление. Однако под беспощадным орудием наказания Учителя я вскоре оправился от приятной иллюзии безответственности.

– Те, кто слишком хорош для этого мира, украшают какой-то другой, – отмечал Шри Юктешвар. – Пока ты дышишь бесплатным воздухом Земли, ты обязан оказывать услуги в качестве благодарности. Только тот, кто полностью овладел состоянием бездыханности[92], освобождается от указаний свыше. Я обязательно сообщу, когда ты достигнешь полного совершенства.

Моего гуру ничем нельзя было подкупить, даже любовью. Он не проявлял снисхождения ни к кому, кто, подобно мне, добровольно предлагал стать его учеником. И в окружении учеников или посетителей, и беседуя наедине, Учитель всегда говорил прямо и резко отчитывал. От его внимания не ускользал ни один легкий приступ рассеянности или непоследовательности речей. Такое жесткое обращение было трудно вынести, но я твердо решил позволить Шри Юктешвару сгладить все мои моральные шероховатости. Пока он трудился над этим титаническим преобразованием, я много раз содрогался под тяжестью его дисциплинарного молота.

– Если тебе не нравятся мои слова, можешь покинуть мою обитель в любое время, – заверил меня Учитель. – Я ничего не хочу от тебя, кроме твоего собственного совершенствования. Оставайся лишь в том случае, если чувствуешь пользу.

За каждый унизительный удар, который гуру нанес моему тщеславию, за каждый зуб в моей метафорической челюсти, который он выбил с ошеломляющей меткостью, я бесконечно благодарен. Твердую сердцевину человеческого эгоизма вряд ли можно удалить иначе, чем грубо. Но в осво божденный канал затем беспрепятственно течет Божественное. Тщетно оно пытается просочиться сквозь твердые сердца эгоизма.

Мудрость Шри Юктешвара была настолько проницательной, что он часто отвечал на чье-то невысказанное соображение. «То, что человек воображает, что слышит, и то, что на самом деле подразумевал говорящий, может быть прямой противоположностью, – говорил он. – Попытайтесь почувствовать мысли, стоящие за путаницей человеческого словоблудия».

Но божественное прозрение болезненно для мирских ушей. Учитель не пользовался популярностью у поверхностных учеников. Мудрые же последователи, всегда остававшиеся в меньшинстве, глубоко почитали его. Я осмелюсь сказать, что Шри Юктешвар был бы самым востребованным гуру в Индии, если бы его слова не были такими откровенными и столь суровыми.

– Я строг с теми, кто приходит ко мне учиться, – признался он мне. – Это мой путь, прими его или оставь. Я никогда не пойду на компромисс. Но ты будешь гораздо добрее к своим ученикам: это твой путь. Я стараюсь очищаться только в огне суровости, который не под силу вынести обычному человеку. Но нежный подход любви также преображает. Негибкие и уступчивые методы одинаково эффективны, если применять их с умом. Ты отправишься в чужие страны, где грубые нападки на эго не ценятся. Ни один учитель не смог бы распространить послание Индии на Западе без хорошего запаса уступчивого терпения и снисходительности.

Не могу выразить, сколько истины я впоследствии обнаружил в этих словах Учителя!

Хотя лишенные лицемерия речи Шри Юктешвара помешали ему обрести большое число последователей за годы его пребывания на Земле, тем не менее его живой дух воплощен сегодня по всему миру в искренних почитателях его Крийя-йоги и других учений. Он завоевал больше человеческих душ, чем когда-либо мечтал захватить земель Александр.

Как-то раз Отец приехал, чтобы засвидетельствовать свое почтение Шри Юктешвару. Мой родитель, скорее всего, ожидал услышать какие-то слова похвалы в мой адрес. Он был шокирован, услышав длинный перечень моих несовершенств. Учителю было присуще с поразительной серьезностью перечислять простые и мелкие недостатки. Отец бросился ко мне. «Судя по замечаниям твоего гуру, ты – ходячая катастрофа!» Мой родитель не знал, смеяться ему или плакать.

Единственной причиной неудовольствия Шри Юктешвара в то время было то, что я пытался, вопреки его мягким возражениям, обратить определенного человека на духовный путь.

Наполненный негодованием, я тут же разыскал своего гуру. Он встретил меня с опущенным взглядом, как будто осознавая свою вину. Это был единственный раз, когда божественный лев стал кротким передо мной. Я в полной мере насладился этим уникальным моментом.